Мальчик Юра и город, который жил своей жизнью

Мальчик Юра и город, который жил своей жизнью

Со дня снятия блокады Ленинграда прошло 75 лет. Мне, как человеку рожденному в начале 90-х, кажется, что это было очень давно. Знания о блокадном Ленинграде я, в основном, получала из учебников по истории, документальных фильмов. Но! Всего лишь 75 лет назад жизнь города была совсем иной. И вот приходит осознание, что у моего поколения есть ещё возможность прикоснуться к истории ближе, познакомиться с людьми, которые видели Войну и передать то, что удалось услышать своим детям. Мне еще в детстве привили чувство благодарности участникам Великой Отечественной Войны, рассказывали о героях и подвигах того страшного времени. Много литературы было прочтено о героизме ленинградцев, которые не сдавались. Особенный интерес у меня вызывает то, что у каждого жителя была своя неповторимая и уникальная история, их тысячи, хотелось бы собрать как можно больше. Но это оказалось не так просто: многие отказываются делиться рассказом об этом непростом для города и людей времени. Вспоминать тяжело…

Моим собеседником стал Голубев Юрий Евгеньевич 1931 года рождения. Статный, сдержанный мужчина, который признался, что до этого, вот так подробно, детально никому не рассказывал о том времени своей жизни.

«Я испытываю трудности в этом деле. Так, в разговорах бывали случаи: что-нибудь вспомнишь, расскажешь, иногда всплывает тот или иной эпизод… Мне было 10 лет, я был совсем ребенком.

Во время блокады я жил с родителями на углу наб. реки Фонтанки и ул. Чайковского. Отец – Голубев Евгений Матвеевич – был строителем, основную часть жизни работал при Гостином дворе, мама – Парадиева Нина Васильевна - педагог. Квартира у нас была отдельная в полуподвале, со сводчатыми потолками. По воспоминаниям, район был довольно спокойным и не подвергался жестокой бомбежке.

О войне я узнал на следующий день после её начала, в г. Сестрорецке, куда мама вывезла на летний отдых. Утром в небе виднелись следы от разрыва снарядов, облачка маленькие. Мы с мамой сразу вернулись в Ленинград. Ситуация становилась все сложнее, было решено вывезти детей на Валдай, но фашисты там оказались раньше, и нас срочно увезли обратно в город. Так для меня началась блокада».

Какой же он блокадный Ленинград глазами мальчика 10 лет? «Город жил своей нормальной жизнью, несмотря ни на какие трудности. В городе был порядок, следили за дисциплиной. В доме были организованы Отряды Защиты, были дежурные. Занятия в школе первое время велись, но со временем учиться стало совсем невозможно – блокада, голод, холод, война. Тем не менее, в наступившем 1942 году для детей в Театре Музыкальной комедии устроили Ёлку! Мне достался билетик, потому что мать была учительницей. Это из приятных воспоминаний…

Отца забрали в армию не сразу, зимой 1942 года. Однажды он принес козью шкурку, которая впоследствии была отмыта, отмочена и сварена. Все, что можно было есть, было съедено! Евгений Матвеевич, мой отец, любил столярное дело, и практически вся мебель была сделана им самим, у него, как у строителя, был большой запас столярного клея, который был съеден – нашей семье повезло.

Мама продолжала работать в школе, какое-то время в обычном режиме, впоследствии обязанности сменились: нужно было проверять семьи своих учеников, живы ли? Выходила с проверкой по месту жительства. Также Нину Васильевну привлекали к работам в городе – строительство землянок, окопов в Михайловском саду, на Марсовом поле и я был при ней, пока взрослые трудились. Позже она работала в детском саду на Васильевском острове, и меня зачислили туда же, хоть я и был школьного возраста, но всё же слишком мал, чтобы оставлять одного дома. Помню, что нам давали соевое молоко и ложечку кагора. Может, потому мать в сад и устроилась, чтоб полегче было.

Страшных дней было много… Однажды по дороге в детский сад на Васильевский остров, которая лежала через Генеральный Штаб Адмиралтейства, далее по Неве до Академии Художеств, начался обстрел, о котором было сообщено по радио. Мы успели   спрятаться в подворотне Адмиралтейства. Позже продолжили свой путь. И уже ближе к острову я увидел: женщина погибла, попал снаряд. Страшно. А в апреле 1942 года в наш дом попала бомба, но не разорвалась. Я был на улице в этот момент и видел, как люди в ужасе выпрыгивали из окон, посыпанные побелкой, штукатуркой.

Блокада и сама обстановка – она с одной стороны людей объединяла, сплачивала в трудностях, а с другой стороны – разводила. Каждый жил своей жизнью. Наша квартира была в полуподвале, поэтому наши друзья-соседи со второго этажа приходили к нам, и мы все сидели в коридоре на большом сундуке – вот такое у нас свое бомбоубежище было. Случалось, когда и мне помогали. Одним зимним днем, меня отправили с саночками за водой, мы ходили туда, где Фонтанка в Неву впадает. От реки до тротуара высоко, мне санки в гору было не поднять. И тут добрые люди помогли мне выбраться. Но были и совсем неприятные случаи: в 1943 году появились лица, которые занимались грабежом. Они занимали квартиры умерших, а потом как-то оформляли на себя или просто обворовывали дома.

В общем, повторюсь, город жил своей жизнью. Всегда был включен репродуктор, жили под звуки метронома. Ожидания конца блокады не было. День закончился, все целы – хорошо. Как и сейчас все живут по-разному, так и тогда. Кто-то работает, кто-то нет – им тяжелее. Естественно, у меня остался след от того периода, кое-что в воспоминаниях всплывает».

Осенью 1942 года Юрий Евгеньевич с мамой был эвакуирован из Ленинграда с другими детьми на барже. В 1944 году, после снятия блокады, вернулись по вызову отца домой.

Вот так жил мальчик Юра со своей семьей в блокадном Ленинграде. Сейчас я вижу перед собой удивительного человека с добрейшими глазами, и кажется он мне таким сильным и, почему-то, таким молодым. Меня восхитило с какой внешней невозмутимостью мой собеседник рассказывает о самых страшных моментах своей жизни, и как его лицо озаряет искренняя улыбка, когда он вспоминает что-то такое хорошее, как Новогодняя Елка. Я думаю, это то, чему стоит поучиться нам, молодым. Характер Юрия Евгеньевича закалялся в страшнейших условиях, но его отношение к жизни - светлое.

А сколько ещё малышей, которых закаляла блокада? Как сложились их жизни? Эта история и многие другие останутся с нами, пусть об этом узнают и следующие поколения. Каждое воспоминание очевидца – это огромная ценность, которую нужно беречь и с трепетом делиться ею.

Специалист по социальной работе

организационно-методического отделения

СПб ГБУСОН «Комплексный центр Василеостровского района»

Украинская О.А.